С разрешения хозяйки нижеобдро... нижеописанного шикарного мужика. С допущениями. Ибо с каноном пока что всё не так распространённо, как хотелось бы! *многозначительный взгляд кое на кого* Отожэпэшено.
У Лейлы Кук длинный нос, восемь проколов на одном ухе и короткие рыжие волосы.
У Киерана сотни лет за спиной, идеальный вкус в парфюме и задница, одним фото которой можно лишать монахинь невинности. И не только монахинь.
У Лейлы Кук много неприятных воспоминаний об отрочестве, мешки под глазами и нездоровые отношения с кофейным автоматом.
У Киерана... Киерану, наверное, тоже есть, что неприятного вспомнить. В конце концов, даже их современная история переполнена военными конфликтами и боевыми действиями. А подобных существ, как её начальник, такие события редко оставляют за бортом.
♠ ♠ ♠ ♠ ♠
У Лейлы столько работы, что не хватает времени на сон.
Иногда она шутит, что давно пора бы уже ему позволить ей загадать Желание, чтобы сон ей требоваться совсем перестал. Киеран только посмеивается, поправляет перчатки, оттягивая край у запястья, и после секундной паузы, в течение которой атмосфера из дружелюбной превращается в мертвенно-стылую, тихо и безапелляционно произносит низкое "Нет", не моргая глядя ей в глаза. После чего у Лейлы вздрагивают все внутренние органы разом, а колени на секунду подкашиваются. А Киеран... Киеран продолжает читать отчёты или задумчиво рассматривает какие-то чертежи, проведённые оранжевыми нитями прямо в воздухе, или... Да мало ли что.
В такие моменты Лейле кажется, что ему всё равно на её существование. Если не хуже. Будто холодная вежливая отрешённость — грамотный фасад, за которым скрывается отвращение. Лейла ни разу не удивилась бы, окажись так на самом деле.
Лейла Кук — Восприимчивая. В иерархии таких существ, как Киеран — чуть выше человека. В переводе на общедоступный — чуть менее бесполезней таракана. И вкалывание до седьмого пота на должности его личного помощника — всего лишь приемлемый уровень трудолюбия, но никак не больше.
И с одной стороны Лейле безумно обидно, что её не ценят. Хотя маленькое состояние, ежемесячно падающее на её счёт в банке, несколько сглаживает углы. А с другой, Лейла искренне рада, что ему настолько похуй. Потому что с того самого дня, когда менеджер по человеческому персоналу приписал её к Киерану, Лейла Кук, впервые, наверное, со средней школы, почувствовала, что влюбилась настолько, что за это должно было быть стыдно.
И ей было. Настолько, насколько было возможно вообще испытывать стыд. Потому что, во-первых, когда тебе переваливает за шестнадцать, надо давно уметь соизмерять свои желания и возможности. И если при личных данных уровня шесть из десяти, — и это она ещё себе сильно льстит, — ты замахиваешься на двадцатку, то тебе явно пора к специалисту. А во-вторых, когда ты узнаёшь, что одной из специфик сил твоего нынешнего непосредственного начальства является ощущение чужих желаний и эмоций... Ни в одном живом или мёртвом языке Вселенной не найдётся той степени слова “неловко”, которую Лейла в тот момент прочувствовала каждой клеткой своего тела.
В тот вечер её куда гуманнее было бы застрелить на месте, но Брайан Джонсон, тот самый бодрый мужчина за сорок, который определил её в кабинет к красноволосому Сатане во плоти, только выпучил на неё глаза и, незаметно отправив заявление о переводе в измельчитель, предложил добавить ей в кофе коньяк.
— Не шути так, Кук. Ты — первый человек, который продержался на должности дольше месяца! Думаешь, прошлые помощники не пускали на него слюни? Пха! Скажу по большому секрету, — он слегка нагнулся к столу и, приложив ладонь ко рту, понизил голос до доверительного полушёпота, — ему фиолетово. Наш секретариат за ним на каждом обеденном перерыве целыми косяками ходит, а он ни разу даже глаза не закатил. Так что, не запаривайся, чай не бич-пакет, и живи мыслями об отпуске.
Кофе Лейла выпила, но от коньяка отказалась.
Когда на следующий день Киеран никак не выдал... хоть чего-нибудь, кроме привычной прохладной вежливости, Лейла облегчённо выдохнула.
Ей нравилось думать, что Киеран не поднимал эту тему, оберегая хрупкое чувство её личного комфорта. Было что-то утешительное, в том, что предмет твоих страстных воздыханий, даже зная о своём статусе, не использует эту силу во зло. И не относится к тебе хуже в целом.
Как-то раз Лейле пришла на ум глупая цитата из древнего комикса про человека-насекомого про силу и ответственность. Она даже нашла в себе силы придумать плохую шутку и рассказать её Киерану, окончив свой сбивчивый монолог нервным смехом. К её огромному удивлению, вместо каменного молчания или осуждающего вздоха, он прыснул от смеха и, помотав головой, посмотрел ей в лицо:
— Забавно.
"А улыбкой можно было лишать невинности настоятельниц", — пронеслось в голове Лейлы, пока она почти физически ощущала, как у неё обугливаются щёки от резко приливающей к ним горячей крови.
— Продолжай в том же духе, Кук. Что там у нас с инцидентом на северном побережье?..
У Лейлы Кук непримечательная внешность, почётное звание трудоголика, проштампованное поперёк лба, и привычка травиться виеном на каждом полевом задании. Потому что силой от Киерана фонит, как от атомного реактора.
У Киерана сотни лет пыток, — своих и чужих, — за плечами, детский садик из демонов и одарённых разных мастей и новая привычка носить своей помощнице миндальное печенье каждый раз, когда она отлёживается в медпункте.
Потому что при виде шкафов с документами его внутренний перфекционист теперь рыдает от счастья.
Потому что вскрики "Да как же вы заебали все, ну!" звучат не раньше и не позже, но точно в тот момент, когда нужно сделать перерыв, поднять Кук за шкирку из-за стола и съесть что-нибудь вкусное.
Потому что какие бы эмоции и желания не испытывала Кук, от них никогда не несло гнилью.
А ещё, потому что лицо Лейлы стало первым лицом его помощника, которое Киерану впервые за пятнадцать лет захотелось запомнить.